Пиксель попал в психбольницу

Обновлено: 07.07.2024

В Перми приехавшая в командировку женщина оказалась в психиатрической больнице, хотя до этого никаких проблем с ментальным здоровьем у нее не было. Родственники заявили, что госпитализация была незаконной, и со скандалом забрали ее домой. Эксперты отмечают, что случаев необоснованного помещения россиян в психбольницы стало значительно меньше, но существующий закон нуждается в доработке. В сложившейся ситуации разбирались «Известия».

Как здоровая девушка попала в психбольницу

О жительнице Челябинска, которая приехала в Пермь в командировку и попала в местную психбольницу, сообщила сестра госпитализированной пациентки Юлия Брюховских. По ее словам, врачи не объяснили, что произошло, какой поставлен диагноз, отказывались выдавать женщину близким. При этом никаких проблем с психическим здоровьем у нее не было.

Брюховских рассказала, что в Перми девушка работала на передвижной выставке вместе со своим сожителем, который, как утверждается, и написал согласие на ее госпитализацию. Брюховских приехала за сестрой в Пермь, однако ей отказались выдать родственницу, ссылаясь на якобы критическое состояние больной.

Как пояснила Юлия «Известиям», девушку забрали из психиатрической лечебницы, однако по итогам этой истории намерены добиться прокурорской проверки в отношении медицинского учреждения.

— Сейчас она находится в совершенно адекватном и спокойном состоянии, — говорит Юлия. — Она обратилась к психологу, и там нет никакого заболевания, которое нужно лечить психиатрам.

В Перми, по словам Брюховских, сожитель порекомендовал ее сестре пройти курс личностного роста, который когда-то проходил. Девушка согласилась, но потом у нее произошел нервный срыв — реальность показалась нереальной, она запаниковала. Мужчина не выдержал и вызвал скорую помощь. Приехавший из Пермской краевой клинической психиатрической больницы врач якобы убедил его, что это шизофрения и нужна неотложная госпитализация. Бойфренд подписал согласие на госпитализацию, хотя, отмечает Брюховских, не имел права этого делать.

— В больнице ее чем-то обкололи — нам не сказали, какие препараты использовались, не сказали, какой был диагноз, — поделилась Брюховских. — Кроме того, она вынуждена теперь обратиться в больницу — ее явно били по лицу. При этом нам в больнице заявляли, что девушка сама подписала согласие на госпитализацию, хотя была якобы в остром психозе. Нам строили всяческие препоны для того, чтобы забрать ее домой, не говорили ее диагноз.

В итоге девушку удалось забрать, но даже выписной карты ее родные на руки не получили.

— Когда мы ее забирали, она была под препаратами и была согласна на всё: остаться лечиться, уехать с нами — всё, что угодно, — говорит Юлия. — Я сестру не узнавала, она не такая. Сама сестра сейчас в шоке от того, что с ней произошло.

В самом медицинском учреждении в ответ на запрос «Известий» отказались комментировать ситуацию с пациенткой, сославшись на врачебную тайну.

Психолог Ольга Хабибулина в беседе с «Известиями» предположила, что произошедшее с девушкой может быть острым психозом, спровоцированным стрессовой ситуацией. Аналогичное состояние могут вызвать наркотические препараты и психопатологии, которые проявляются в осенний период. Хотя в ее случае, как утверждает сестра, никаких проблем ранее не наблюдалось.

— Обычно людей пограничного и психотического типов видно в более раннем возрасте, однако в любом случае психиатрические диагнозы ставят психиатры, и желательно, чтобы несколько разных врачей наблюдали состояние человека, — говорит Хабибулина. — В любом случае близкие имеют право знать диагнозы, даже предварительные, и нельзя незаконно удерживать человека. Принудительно это возможно, только если пациент опасен для окружающих, но близкие имеют право об этом знать.

Как должны госпитализировать психически больных

Адвокат Константин Кудряшов отмечает, что в Уголовном кодексе ответственность за незаконную госпитализацию в психиатрическую больницу установлена статьей 128.

— Если такое деяние было совершено с использованием служебного положения, например главным врачом или иным должностным лицом учреждения, по ч. 2 ст. 128 УК РФ за это грозит до 7 лет лишения свободы, — сказал он.

При этом, замечает адвокат, гематома на лице девушки могла появиться и до госпитализации. Если же избиение произошло именно в психбольнице, то едва ли к нему прямо причастны должностные лица и непосредственно руководители учреждения, считает Кудряшов.

— Поэтому о привлечении к уголовной ответственности за превышение должностных полномочий с применением насилия речь не идет, за что грозило бы лишение свободы на срок от трех до 10 лет, — сказал он. — А значит, можно говорить только об ответственности на общих основаниях. Нанесение побоев наказывается по ст. 6.1.1 Кодекса об административных правонарушениях — штрафом в размере от 5 тыс. до 30 тыс. рублей или административным арестом на срок от 10 до 15 суток.

Кудряшов также заметил, что находящийся в психиатрической больнице человек даже имеет право на встречи с адвокатом наедине, и в таких случаях именно он может выяснить все детали произошедшего и при необходимости обжаловать госпитализацию.

Управляющий партнер «Легес-Бюро» Мария Спиридонова отмечает, что помещение в психиатрическую больницу осуществляется добровольно — по просьбе самого помещаемого и при наличии его информированного добровольного согласия на медицинское вмешательство. Однако есть несколько исключений: по постановлению суда; в случаях, если психическое заболевание является тяжелым и представляет опасность для самого больного или для окружающих, когда лечение возможно только в стационаре. В этих случаях лечение применяется по решению комиссии врачей-психиатров.

— Кроме того, лицо, страдающее психическим расстройством, может быть госпитализировано в стационар без его согласия и без согласия законного представителя до постановления судьи, если его психиатрическое обследование или лечение возможны только в стационарных условиях, а психическое расстройство является тяжелым, — пояснила она «Известиям». — Помещенное в стационар лицо подлежит обязательному освидетельствованию в течение 48 часов комиссией врачей-психиатров. Если госпитализация признается необоснованной, пациент подлежит немедленной выписке. Если обоснованной, то заключение комиссии врачей-психиатров в течение 24 часов направляется в суд для решения вопроса о дальнейшем пребывании лица в нем.

Судья должен рассмотреть такое заявление в течение пяти дней. Спиридонова также указала на ответственность за незаконную госпитализацию человека в психиатрическую больницу по ст. 128 УК РФ, однако оговорилась, что нарушение формального порядка помещения в медучреждение при наличии медицинских оснований ответственности не влечет.

— За нарушение процедуры госпитализации может следовать дисциплинарная или иная ответственность, не включающая в себя уголовное наказание, — заметила она.

В то же время родственники пациентов психиатрических стационаров наделены специальными правами: при неотложной госпитализации администрация должна в течение 24 часов уведомить родственников по телефону или письменно, у них также есть право на свидание, однако здесь возможен запрет — из-за состояния пациента или в интересах лечения. Кроме того, клиника вправе отказать в выписке, если пациент представляет опасность для себя или окружающих.

— Выписка пациента, госпитализированного в недобровольном порядке, производится по заключению комиссии врачей-психиатров или постановлению судьи об отказе в продлении такой госпитализации, — отметила Спиридонова.

Кто может стать жертвой незаконной госпитализации

Правозащитник Эдуард Рудык замечает: случаи незаконной госпитализации человека в психиатрические больницы сейчас довольно редко, но все-таки еще случаются. Обычно это происходит с пожилыми людьми — здесь в дело вступают имущественные разбирательства.

— Специфика психиатрии, как говорил мне один знакомый врач, который ушел из этой специальности, — в психиатрии нет никакой серьезной диагностики, — рассказал Рудык «Известиям». — В кардиологии есть УЗИ сердца, кардиограмма и так далее, а в психиатрии — только сбор анамнеза и беседа. И человека закрывают, потом признают недееспособным, отбирают имущество и отправляют в ПНИ.

Он отмечает, что в ст. 29 закона «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании», принятом еще в 1992 году, прописаны случаи, когда человека можно госпитализировать принудительно, в том числе, когда он опасен для себя и окружающих и когда он находится в беспомощном состоянии.

— И есть третий пункт, где основанием для госпитализации является «состояние, требующее немедленной психиатрической помощи, если есть вероятность резкого ухудшения здоровья человека», — говорит Рудык. — Что это такое? Неясно. И именно по этому основанию госпитализируют основную массу людей.

Исполнительный директор Независимой психиатрической ассоциации России Любовь Виноградова считает, что сейчас гораздо больше порядка при госпитализации психиатрических пациентов, это жестко контролируется.

— Бывают нарушения на первом этапе, когда человека привезли в психиатрическую больницу, а он недоволен и возмущен этим фактом и эти протестные реакции психиатры расценивают как показатель психомоторного возбуждения и оставляют его в больнице, — рассказала она «Известиям». — Первый осмотр проводит психиатр приемного покоя. Если он считает, что нет показаний для недобровольной госпитализации, его должны отпустить. Но бывает, что первое состояние трудно оценить быстро, и человека оставляют. Затем его состояние должна оценить комиссия из трех врачей-психиатров, которая уже может принять решение о том, чтобы отпустить его домой.

По ее словам, много случаев, когда человек успокаивается на второй день, всё спокойно объясняет — и комиссия его отпускает домой.

— Сейчас нас больше возмущает, что вот эта первая часть процедуры недобровольной госпитализации никак не фиксируется и считается, что никто ничего не нарушает, хотя для любого человека это серьезная травма, что его привезли и оставили на ночь или на сутки, — сказала Виноградова. — Кроме того, бывает, что люди сами соглашаются на госпитализацию, потому что их запугивают и обманывают: если не подпишете согласие, суд разрешит лечить вас шесть месяцев. Но это разрешение на шесть месяцев не значит, что и лечить человека будут полгода — врачи могут выписать человека в любой день.

Процедуру, сказала она, здесь поменять очень сложно, просто нужно, чтобы было более внимательное отношение со стороны врача.

Чего не хватает в законе о психиатрической помощи

Тем не менее законодательство, отмечают эксперты, требует правки. Например, Комитет за гражданские права уже давно призывает принять закон о независимой службе защиты прав пациентов, находящихся в психиатрических стационарах. Процесс его принятия затянулся более чем на 25 лет. Создание этой службы предусмотрено ст. 38 закона РФ 1992 года «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании». Член Совета по правам человека Андрей Бабушкин подтвердил «Известиям», что этот закон так и остался не принят, как и большинство рекомендаций, которые выносились Комитетом за гражданские права в 2019 году.

— Закон о защите прав психиатрических пациентов не принят, но несколько лет назад все-таки была по крайней мере принята поправка в закон об общественном контроле за местами принудительного содержания, — замечает Рудык. — Теперь общественные наблюдательные комиссии могут приходить в том числе в психиатрические стационары как в место принудительного содержания людей. Однако ОНК пускают только к тем пациентам, которых лечат по решению суда, контроля за остальными нет.

Кроме того, говорит он, в целом общественный контроль достаточно слабый, так как туда всё чаще стали входить люди с согласия органов власти. За последние два года также усилилась контрольно-пропускная система, и сейчас в больницы часто не пускают из-за ситуации с коронавирусом.

В то же время существует проблема сокращения психиатрических клиник, и если раньше человека в среднем держали там около 80 дней, то теперь — около 60, а иногда и меньше месяца, хотя для снятия тяжелого состояния у шизофреника нужно полгода. В итоге часто бывает, что если человек не поддается лечению, его просто лишают дееспособности и направляют в ПНИ, говорит Рудык.

Сокращение числа психиатрических больниц в последние годы продолжалось. По данным из доклада НМИЦ психиатрии и наркологии имени Сербского за 2019 год, в 2017 году их было 188, в 2019-м — 180. Причем 13 регионов вообще не имели психбольниц — в 10 из них работали лишь психоневрологические диспансеры, а в Ингушетии, на Чукотке и в Ненецком АО не было и этого.

Почему эксперты против принятия нового закона

Говорить об устарелости закона 1992 года не стоит — он нуждается разве что в модернизации, дальнейшей проработке, считает Рудык.

— Это довольно демократический закон, предусматривающий и службу защиты пациентов, и госпитализацию в недобровольном порядке по решению суда, — говорит он. — И теперь всё больше и больше говорят, что он даже чересчур демократичен. Мы боимся, что, начав улучшать, этот закон только ухудшим, хотя в доработке он, как и психиатрия в целом как отрасль медицины, нуждается.

В мае я не поехала на прощание с умершим другом, а попросила подругу вызвать мне скорую психиатрическую помощь, потому что боялась слишком сильно себе навредить. Неделю провела в соматопсихиатрическом отделении института Склифосовского под наблюдением психиатра и хирурга, после чего меня госпитализировали в первую психиатрическую больницу имени Н. А. Алексеева (с 1922-го по 1994-й — имени П. П. Кащенко).

театроведка и театральный критик

Подъем в семь тридцать, если повезло, если не повезло — в семь. Шестая палата может не выходить, это экспертиза, пятая, в принципе, тоже; четвертая — пятьдесят на пятьдесят, третья и вторая — обязательно; первая палата — кладовка с бандеролями, кладовка — потому что там стоит шкаф с конфискатом и вообще вещами, которые вам не нужны или запрещено иметь, с бандеролями — потому что в этой палате в основном умирающие плюс одна бабушка-анорексичка в светлом сознании. Бандеролью называется тело, которое ввозят в двери отделения после двух звонков (один звонок — посещение, два звонка — поступление, три звонка — свои пришли). Такое тело разговаривать не может, и ввозят его на каталке, которая функционалом больше напоминает каталку для трупов — доску на колесиках, чем для пациентов.

В первый день незнакомый и нездешний, потому что он врач экспертниц, спрашивает меня: «Вы у нас на экспертизе?» Я говорю: «Не знаю». Я показалась ему слишком нормальной, и он решил выяснить, не совершила ли я преступления уголовного или административного, видимо, так. Тут меня оценили по высшему разряду: экспертницы все абсолютно нормальные, кроме, пожалуй, Д.: она уверена, что в прошлой жизни я была сусликом. «Как же так, — спросила ее моя подруга по психушке Маша, — она ведь умная, талантливая». «Ну да, — ответила Д., — а была сусликом».

Вторая палата — для невменяемо-острых или тех, кто только что поступил. Первую ночь в Алексеева я провожу под непрекращаемые крики «Фаридаз! Фаридаз!» — это Фатима, бывшая учительница истории, зовет свою сестру. Сестра приходит (но не ночью и не в палату) и возит Фатиму в коляске гулять. Гулять с Фатимой в коляске дольше получаса сложно. Иногда Фатима будет смотреть мимо меня на медсестру или санитарку и говорить: «Сергей, ну помогите же мне!» — но я об этом еще не знаю. Фатима ненавидит Сталина и любит Ленина, но я об этом еще не знаю. Когда Фатима в остром состоянии, она кричит странные вещи, например «Эйч-эл-би» — нерасшифрованная аббревиатура, которая звучит как лозунг. Я ничего еще не понимаю, смотрю в потолок и всё, что я знаю, — что это довольно страшные вопли. Вот медбрат В. не считает их страшными, как выяснится потом, — когда нельзя больше ничего влить или вколоть в Фатиму, чтобы она успокоилась, В. будет тихонько надавливать ей на сонную артерию и отключать. На минуту-две.

Мои любимые бабушки — бабушка-анорексичка (когда ей плохо, обвиняет мою подругу Машу в жадности и плохом воспитании, а вообще ничего), Фатима, бабушка-зайчик (похожая на кролика, одна рука ходит ходуном, жует губы, беззащитно смотрит, когда на нее орут другие бабки: поставь чай, уйди от нашего стола, — но она же ничего со своей трясущейся рукой сделать не может. Не ссорится, не орет, уходит) и еще одна бабушка: с треугольным личиком, седыми косами, она радуется, когда мы танцуем и поем, говорит: ай да девочки, какие вы хорошие девочки-красавицы, какие умницы — и пританцовывает. И подпевает. И любит Макса Барских. Зайчик и Красавица из третьей палаты.

Еще из третьей Красный Гигант. Так зовут Свешникову — она в клинической депрессии, тяжелейшей, она высока и дородна, и волосы у нее цвета Марса на картинках. Она знает семь языков, и когда Маша в шутку говорит мне: «Ну, Гамлет?» — Красный Гигант начинает читать To be or not to be. Потом свои переводы Шекспира. Потом свои стихи. До Машиной реплики она тоже читала стихи, чтобы рассмешить одну из тех, кого Маша зовет ботами, — лучшую детскую коллекцию озвучила: «Ребята, смотрите, это утка, // Она большая проститутка». «Бот» А. в итоге засмеялась.

«Боты», или зомби, — это те, у кого стеклянные глаза. Обычно их хватает только на одну программу, например «Есть сигарета?».

Маша жестокая. Я нет. У нас одно требование к зомби, когда мы курим в туалете, где курить, вообще-то, нельзя (но все санитарки злобно сказали: «Вы что, думаете, со мной нельзя договориться?» или беззлобно: «Ну скажите: мы пойдем, пошалим!»), — стойте и молчите. Первая утренняя сигарета должна быть выкурена целиком или хотя бы с Машей на двоих, но главное — наедине. Может присутствовать еще кто-то, достаточно тихая, не зомби, кто-то из почти своих, чтобы держать дверь. Дверь надо держать, чтобы снаружи не воняло, потому что дверь не закрывается. Она стеклянная и всегда распахнута. Я сделала фотографию: что видит псих, сидя на толчке: кафель, открытая дверь, ряд раковин, дверь в душевую.

В девять утра завтрак. От подъема до завтрака полтора часа. Час, если вычесть чистку зубов и рисование стрелок водостойким маркером. В психбольницу Алексеева, говорят, можно пронести танк. Мне принесли зеркало, я положила его в карман халата, надетого поверх ночнушки (такая униформа). Мне принесли блокнот, и я просто взяла его. Я была девочкой с секретом в том смысле, что селфхармное лезвие было в этом же блокноте, в сложенном листке закреплено скрепкой. И это в больнице, где отбирают ручки, потому что ими можно проткнуть чей-то глаз. И где зеркала, разумеется, запрещены.

Если не танцевать хотя бы полчаса, на системе пятиразового питания в группе СБКС (сухая белково-композитная смесь) за две недели увеличиваешься килограммов на пять-семь.

Есть еще ОВД (основной вариант диеты) и ЩД (щадящая диета), на них можно и не танцевать, но они достаются только редким бабушкам: в мою ходку на ЩД было всего пятеро. Лечебных диет на самом деле больше, у нас почему-то основными были эти, и не было высокобелковой ВБД, например. В любом случае СБКС воспринимается как раскармливание (что такое РПП / eating disorder, здесь не слышали, но не есть мне разрешали спокойно).

За завтраком следует полдник в 11 с открыванием холодильников. Следующее открывание холодильников состоится в 16 часов, уже после обеда в 13. Вне этого времени доступа к холодильникам, конечно, нет. Ужин — в 18, «принятие кефира» — в 21. Отбой — в 22: предполагается, что с 21 до 22 все должны медленно ходить и чистить зубы. Душ употребляется из расчета «одна палата — один вечер». Иногда, если никто не канючит, душ не предполагается. Иногда, наоборот, можно выпросить внеочередной. Тогда нужно за три минуты в кафельной выемке в паре с кем-то еще во второй кафельной выемке успеть помыться (иногда под вопли «Голову не мыть!», даже мне с длиной волос около сантиметра). Ничего страшного в этом нет, просто моешься, а на тебя смотрит, если не повезло, грозно развалившаяся на стуле женщина. И открыта дверь, потому что запираться, понятное дело, нельзя. Если повезло, никто не смотрит, но дверь всё равно открыта. Или наблюдательница есть, но дверь можно закрыть — тоже хорошо.

Есть два места в отделении, где можно спрятаться: за кафельной стенкой в туалете, в углу за бачком унитаза, и между двумя дальними по диагонали от входа кроватями в палате, на полу, если почти лечь, но одна кровать моя, а на второй спит соседка. В какой-то момент я по непонятным причинам расслабилась так, что перестала думать о том, насколько я «палюсь», имея единственный в отделении мобильник и светя им направо и налево, и перестала сворачиваться от соседки, потому что искренне верила: делать им больше нечего, как стучать. Маша, однако, до последнего убеждала меня быть крайне осторожной. Иногда занимательно то, насколько мимо важного смотрят люди: например, пахан Наташа про мой телефон так и не узнала. Наташа носит огромный живот и говорит, что беременна, но, кажется, даже врачи точно не знают, так ли это. Спрашивать не позволяет этика. Наташа говорит «Есть сигарета?» не как зомби (еще бы, она же пахан). Она говорит как человек, который набьет тебе морду в случае неправильного ответа. Как обычно, я первая, кто говорит Наташе что-то типа «Наташа, ты ох***** [обнаглела]». Однажды Наташа заходит в палату, тыкает в меня пальцем и говорит: «Она вас всех сдала». Наташа имеет в виду хранение сигарет. В отделении сигареты постоянно есть у двух человек: у меня (заначка из 3–4 пачек) и у девочки А. (1–2 пачки). А. Наташа говорит: храни сигареты у меня, безопаснее будет — и скуривает почти всю пачку. Мне Наташа даже не предлагает.

А. из палаты экспертниц. У нее заболела бабушка, и А. решила подработать кладгерл. На первой же закладке А. приняли.

Я ношу три пары трусов, легинсы и треники. Первые трусы выполняют гигиеническую функцию. Вторые выполняют функцию сумки. Третьи — сглаживающую функцию. Легинсы предполагают, что из трусов ничего не выпадет по ноге на пол. Треники работают на ощущение мешковатости и в целом довольно-таки свободного телодвижения, хотя я, конечно, всегда помню, что у меня в трусах лопата айфона. Я же достаю телефон для Маши. Больше ни у кого в отделении телефонов нет, почему — не совсем понятно. Вообще-то, не всех посещают каждый приемный день, и вряд ли многие сумели бы провернуть наш фокус с портативными банками-аккумуляторами, которых у нас было задействовано около пяти штук, потому что строго запрещенный телефон зарядить от розетки невозможно даже глубокой ночью.

Ночь, правда, глубокой и не бывает. За две недели целую одну ночь мы провели почему-то без ночников. Ночник — доппельгангер Луны, мерзко-желтый блин над входом в палату без двери, за которым освещенный ночниками же коридор. Темноты не существует, фактически необходимо спать при свете — это не очень трудно, если есть таблетки, и очень трудно, если утилизировать в раковине амитриптилин или окскарбазепин. Мы с Машей таблетки не едим, на фоне чего мое состояние несколько остреет. От таблеток плохо весь день, следующий тоже, и следующий; днем хочется спать, ночью невозможно уснуть.

Меня лечат от псевдопсихопатического шизотипического расстройства. Этот диагноз мне поставили еще в соматопсихиатрическом отделении Склифа — психиатр, которая поговорила со мной около четырех минут. Психиатр в Алексеева поговорила со мной около пяти минут. Это еще ничего — участковый психиатр в ПНД на Зюзинской потом мне скажет, что психиатру достаточно двадцати минут, чтобы поставить диагноз, а психотерапевты и психологи просто час говорят что-то пациенту в режиме монолога с предполагаемыми вопросами в конце. Я в ответ промолчу.

У врача НЦПЗ Сербского мама спрашивает: «Ну что, ей поставили правильный диагноз?» Врач отвечает, что для постановки такого диагноза нужно наблюдать за пациенткой как минимум несколько месяцев.

Участковый психиатр ухмыляется мне в лицо. Я говорю: «Ясно».

У меня чешется всё тело. Ничего и никогда не хотелось так сильно смыть с себя, как остатки психбольницы. Вопли «На покрывалах не лежать. » — Маша говорит, это они желают нам добра, на покрывалах действительно не стоит лежать: кто на них только не лежал, а стирают их никогда; в какой-то момент я начинаю застилать постель перед завтраком и расстилать на весь день сразу после. Иногда я мою рот с дегтярным мылом, чтобы спрятать запах сигарет. Маша учит меня пить чифирь: первую неделю я и пью не морщась пять чайных пакетиков в бутылке из-под сока, залитые кипятком из-под крана. Потом думаю о том, что пью воду из-под крана в московской психбольнице, и перестаю. Однажды я заболеваю чем-то вроде жесткого ОРВИ. И. лечит меня наложением рук и вылечивает. Маша — ведьма и богиня Кали; это несомненно, я прошу принести ей пелевинскую «А Хули», Маша приходит в восторг.

Мы «забычковываем» окурки — оставляем несколько затяжек и гасим пальцами, чтобы отдать, когда придут выпрашивать. Однажды в дежурство медсестры Цербера нас шмонают: нас человек семь в туалете и ото всех требуют раздеться полностью, чтобы выяснить, кто из нас носительница. Не выясняется, потому что все пачки спрятаны под матрасами, а с собой мы берем только пару сигарет; зажигалку у нас отбирают. Тут мы и слышим сакраментальное «Совести нет», «Как будто со мной нельзя договориться». Еще меня шмонали из-за того, что я обнималась с девушкой. Это показалось дежурной страшно подозрительным, и она нашла у меня под халатом два шнура для зарядки и один банк. Всё это попало ко мне не во время объятий, а гораздо более хитрым и ловким образом, о чем я, к сожалению, сказать не могу.

Раз в день, а если повезет, то и два, нас водят гулять в огороженный садик. В соседнем огороженном садике гуляют анорексички. Они ходят по кругу друг за другом, красивые и стройные девушки модельной внешности все как одна, с мрачными лицами, никогда не улыбаясь. Мы много смеемся и в основном курим в углу садика, где три пенька, на прогулке никто не обращает внимания на курение. При всем зверстве правил ни разу мне не отказали в том, чтобы «моя сестра погуляла с нами», и когда у «сестры» были с собой три бутылки йогурта «Слобода» с залитым в них сидром, этого тоже никто не заметил; так мы напились в психбольнице, я спросила у Маши: «Тут вообще так делают?» — Маша ответила, что на ее памяти — нет.

Стервозная Т. — клинический психолог, которая заработалась без супервизии, а потом крышу сорвало у ее дочери, и ей пришлось оказывать срочную помощь еще и собственному ребенку; и вот она здесь. У С. сдвиг произошел на религиозной почве; однажды С. просит сигарету, потому что у нее умер муж. Маша пытается понять: то есть как, ты его любила и вот сейчас узнала? Нет, они не жили вместе уже несколько лет, он ее бил, но это был тем не менее ее муж. Фатиму выписывают в другое отделение, санаторное, кажется, платное — там лепнина и много опасных предметов: зеркала, вазы с цветами, канделябры и безопасная позолота. Женщина Лена, похожая на породистую лошадь, с огромными карими глазами-омутами и растерянным взглядом на уроке психообразования для нормальных (есть еще «для клинических») говорит: «Я не понимаю, как я здесь оказалась. Мне не нравятся мои таблетки. Я не могу спать. Я очень хочу спать. И я думаю только о суициде».

И мне говорил, и ей бы мог сказать психолог, за эти уроки отвечающий, только одно: не дай бог сказать подобное врачам в отделении.

И я навзрыд плакала у психолога оттого, что кругом умирающие бабушки с деменцией и шизофренией, а я верю в магию, астрологию и наложение рук, потому что любой самый здоровый человек рехнулся бы на моем месте.

Психолог помогал — на уроках он нес чушь о том, что необходимо постоянно сравнивать себя со «стандартными людьми» и стремиться к типичности, но, когда узнал, что я закончила театроведческий и делаю из материалов психушки пьесу, обсуждал со мной «Одну абсолютно счастливую деревню» Фоменко и был, казалось, несколько воодушевлен возможностью подобного разговора.

Меня не могли отпустить под расписку, и под поручительство не могли, потому что селфхарм значит суицид, и это не обсуждается, а может быть, не только поэтому; меня отпустили только с условием перевода в НЦПЗ и посещения ПНД по месту жительства в промежутке между Кащенко и НЦПЗ. Маша постоянно говорила, что один человек на койке в сутки — это рубль (в смысле, конкретно тысяча) и выписывать кого-то раньше времени — сомнительная затея. Меня выдержали две недели; общим минимумом считается три.

Меня отпустили. Машина, доставляющая в ПНД, за мной не пришла; завотделением позвонила маме и попросила транспортировать меня своими силами. Это против правил, но выписку из больницы в ПНД дали маме на руки. Это против правил, но мы с интересом прочли ее по дороге. «Манерна, монотонна, склонна к рассуждательству, всё время поясняет, что не хотела себя убивать. Зубы отсутствуют», — свидетельствуют обо мне.

Предупреждаем сразу: этот выпуск рубрики «Личный опыт» впечатлительным людям лучше не читать. В нем много жестокой, но жизненной правды. Бывшая санитарка одной из психиатрических больниц Карелии откровенно рассказала, что происходит там, за высоким забором. Как люди становятся психами, почему больные чаще всего зовут маму, как их можно уговорить работать за еду и как нужно себя вести, чтобы тебя не избили, и почему такого количества человеческого, простите, дерьма она не видела больше никогда в жизни.

Я работала санитаркой в психиатрической больнице, хотя у меня высшее образование. Был период, когда не могла найти работу, и знакомая из этой больницы предложила посодействовать в трудоустройстве. Если кто-то скажет вам, что в таком учреждении легко получить работу, пусть даже и санитаркой, это неправда. Несмотря на действительно большие и чаще всего не имеющие ничего общего с «обычной» работой нагрузки, люди дорожат своими местами, потому что неплохая зарплата и много льгот. Я готова рассказать о том, что я там увидела, хотя, конечно, не все.

В обычном медицинском учреждении пациент может запросто заглянуть в ординаторскую, поговорить с доктором. В психиатрической больнице не так: отделение, где содержатся больные, строго отделено от помещения, где работают врачи. У них свои дела: обход, назначения, заполнение истории болезни. Основное время с пациентами проводит как раз средний медперсонал (уколы, раздача таблеток), а еще больше — низший. Это мы, санитарки и санитары.

Каждый наверняка слышал такое выражение: «Родственники сдали его (ее) в психушку». Однако мало кто представляет, как сильно страдают те, кто год от года, сутки за сутками, живет рядом с психически ненормальным человеком. С тем, кто пребывает в мире, куда, с одной стороны, никому из нас нет доступа, а с другой — куда они постоянно стараются нас затянуть. Причем среди них есть и реально опасные люди, от которых никогда не знаешь, чего ожидать.

Психические больные буквально высасывают энергию из окружающих людей. Или это мы сами тратим столько энергии, чтобы создать некий щит для того, чтобы оградить от пагубного воздействия свою собственную душу? В стенах учреждения для душевнобольных крайне гнетущая и тяжелая атмосфера. Я читала, что в заброшенных дурдомах она сохраняется долгие годы, даже столетия.

Бытует мнение, что в подобных учреждениях работают жестокие люди, чуть не садисты. Это не так. Все везде и всегда зависит от человека. Конечно, эмоционально ранимые, как и слишком брезгливые люди здесь не задерживаются. Приходится каким-то образом отстраняться от того, что ты видишь и делаешь, иначе быстро сгоришь, приняв все на себя и не выдержав этого груза. Я считаю, что персонал психиатрических учреждений должны составлять хотя и стойкие, но вместе с тем и милосердные люди. Даже на санитарку такой больницы стоило бы обучать, как минимум, на каких-то курсах.

Психом однажды может стать каждый. Порой в человеке что-то ломается, и происходит непоправимое. Пациенты таких учреждений — не только пресловутые Наполеоны или те, кто получает через газеты зашифрованные послания от инопланетян. Есть история женщины, потерявшей мужа и двоих детей во время автокатастрофы, девушки, попавшей в психушку после группового изнасилования.

Опасна и депрессия, на которую родственники больного чаще всего не обращают никакого внимания. То есть не то чтобы не обращают, а говорят близкому человеку, например, следующее: «Что ты дурью маешься? Займись чем-нибудь!» Или что-либо в этом роде. А человек просто не в состоянии чем-то заняться, он нуждается в помощи, и когда эта помощь не приходит вовремя, психика больного может серьезно пострадать.

Тем не менее некоторые случаи откровенно раздражают. Чаще всего это показной суицид. Таких случаев много, и вот один из примеров: девушка поссорилась с парнем и наглоталась таблеток от повышенного давления, которые взяла в шкафчике своей мамы, когда той не было дома. Однако почти тут же она пошла к живущей неподалеку подруге, чтобы «поговорить», где ей, разумеется, стало плохо и была вызвана «скорая». А потом она попала к нам. Для чего? Чтобы на некоторое время занять койку, которая по-настоящему кому-то нужна?

Такие «больные» сразу начинают плакать, проситься домой и говорить, что просто «так вышло». Сразу никуда и никто их не отпускает, и им приходится лежать по соседству с откровенно ненормальными людьми. А не лучше ли было подумать, какую травму способно нанести близким подобное глупое показушничество?! Как правило, эти люди к нам больше не попадают. Одной совершенной в жизни глупости им хватает, чтобы одуматься раз и навсегда.

Больше всего мне было жалко стариков обоего пола, которых родственники в самом деле порой старались спихнуть в больницу (пусть и на платную койку), лишь бы не ухаживать самим. Эти бабушки и дедушки, даже если они и потеряли связь с реальностью, не представляют никакой угрозы для окружающих. Если у кого-то из них и случаются приступы агрессии, это легко купируется специальной терапией. Другое дело, что их сыновьям, дочерям, внукам не хочется менять памперсы, кормить с ложки, терпеть какие-то причуды стариков. Многие из них мажут стены дерьмом — куда уж стерпеть такое в квартирах с крутым ремонтом!

Никогда не забуду бабушку, которая сутками сидела на кровати, думая, что это скамейка на вокзальном перроне, и со слезами на глазах повторяла: «Да когда же за мной приедет мама и заберет меня отсюда!» Многие из них почему-то зовут именно маму, и этой старушке предстояло ждать ее до конца жизни и встретиться с нею уже за неким пределом. Но ее мог бы забрать кто-то другой и позволить ей умереть не в стенах казенного учреждения. Однако этого не случилось.

С другой стороны, чей-то «вечный бред» никогда не станешь слушать, иначе сама свихнешься. Порой, да, под настроение, хочется кого-то обнять, посидеть рядом с ним, утешить, принять что-то на себя. Но вот как раз в это время некто другой, рядом, простите, обкакался! И тогда ты, конечно, идешь к нему.

«Грязной» работы, конечно, было много. Прошу прощения, но такие кучи человеческого дерьма мне никогда не забыть! Многие больные могли начать «делать свои дела» в самой непредсказуемой ситуации, не контролируя себя. Когда начинаешь убирать, как бы отключаешь реакцию сознания — действуют только руки и тогда все просто, потому что со временем в такой ситуации притупляется даже обоняние. Пациентов я за подобные «провинности» не ругала, потому что от этого, как правило, никакого толку. Хотя за день раздражение, конечно, накапливалось.

Прибегала ли я в плане уборки, скажем так, к услугам других больных? Да, но не путем угроз, а за еду. Большинство ненормальных людей очень много едят, при этом обладают огромной физической силой. «Самые сильные — это психи», — такую фразу я услышала в первый день работы. Почему сильные, объяснили: мышцы человека обладают гораздо большими возможностями, чем проявляемая ими сила. Ограничителем выступает мозг: для того, чтобы мышцы попросту не порвались. А у психически больных людей такой «предохранитель» отсутствует. Потому, к примеру, казалось бы, немощные старики и способны разрывать в клочья памперсы.

Прием пищи — это отдельная тема. Один из самых важных, знаковых моментов для пациентов психиатрической больницы — это завтрак, обед и ужин. Тут оживление начинается за час, даже за два, причем даже среди тех, кто вроде бы ничего толком не понимает. Видимо, некие биологические часы есть у всех.

Для «психов» важен не вкус пищи, а ее количество. Главное следить, чтобы никто ни у кого ничего не отбирал. Я бы не сказала, что больных кормят плохо: конечно, это не санаторий, но в целом при нашей жизни иногда и в семьях нет такого питания. Когда я впервые шла дежурить в изолятор, очень переживала, боялась. Но одна медсестра мне сказала: «Купи пару буханок хлеба в нарезке». Я так и сделала. Дашь кусок хлеба — и все будет нормально, пациент спокоен.

Проблема уважения и признания личности больного существует в любом учреждении, в том числе и в психиатрическом. Почти все санитарки, медсестры ругаются матом. Я и сама так делала, хотя раньше никогда не употребляла ненормативную лексику. Мат — простейшая энергетическая подпитка низкого качества, но такая все же лучше, чем ничего. Но я материлась «в пространство», не на больных. И еще никогда не обращалась к пожилому пациенту на ты, не заталкивала связанному или лежащему больному ложку горячей каши в рот, потому что ему придется лежать с вытаращенными глазами и с мучительным выражением лица.

Смирительных рубашек давно уже нет, но все равно связывание существует. В большинстве случаев это необходимость. К каждому больному не приставишь санитара! В дневное время неагрессивные, более-менее адекватные больные свободно перемещаются по коридору, смотрят телевизор, играют в настольные игры, а также гуляют во дворе. Ночью двери в палаты запираются снаружи, свет не гасится.

Угроза агрессии пациентов в отношении медперсонала всегда существует. И пресловутое правило никогда не поворачиваться к психическому больному спиной действительно одно из главных. В первое время меня, как новенькую, а еще зазевавшуюся, пациенты били не раз, и это всегда была в большей степени психологическая травма, потому как подобное поведение никак не было спровоцировано с моей стороны. Представьте, что к вам на улице подойдет человек и ни за что ни про что ударит вас по лицу! Вы испытаете то же самое. Потом больные постепенно привыкают к тебе, а ты привыкаешь к ним, и проблем уже гораздо меньше.

Разумеется, за больными нужен глаз да глаз! В отделении была пациентка, которая раз за разом пыталась выброситься из окна. Вопреки представлениям, решеток на окнах психиатрической больницы нет, потому что это не тюрьма. Несколько раз эта больная все-таки пробивала головой стекло и прыгала вниз. Что удивительно — никогда ничего себе не ломала, да особо почему-то и не резалась!

С врачами я не общалась, я была санитаркой. И все-таки у меня сложилось определенное мнение о нашей современной психиатрии. «Психи» особо никому не нужны. Мне кажется, задача психиатра — подобрать человеку диагноз из имеющихся в некоем списке, а потом назначить таблетки из другого списка. А тратить душевные силы на то, чтобы индивидуально подойти к пациенту, никто то ли не хочет, то ли не может.

Почему я все-таки уволилась из больницы? Потому что вне работы стала видеть, замечать, сколько вокруг ненормальных людей. Они есть везде, их можно встретить среди клиентов любого учреждения. При этом никто из них наверняка никогда не лечился в психушке. Однако, поработав в «дурдоме», всегда определяешь потенциальных пациентов по лицам, движениям, взглядам. Сейчас, получив другую работу, я стараюсь от этого отходить. И все же не отказываюсь от мысли о том, что психическое здоровье нации — под угрозой.

В Brain Damaged Чувак будет уничтожать пациентов психиатрической лечебницы при помощи огнестрельного оружия и верной лопаты. Впрочем, запланированы и другие уровни вроде пародии на Зону 51.

Postal: Brain Damaged выйдет на PC в конце 2021-го. А пока вы можете поиграть в Postal 4: No Regerts — она уже год томится в раннем доступе.

Опрос

Хроники Тамриэля — лучший российский сайт, посвященный серии игр The Elder Scrolls GTA Riot Pixels расскажет вам всё о GTA 5 и других играх серии Nukes and Sorcery — пишем о классических RPG, MTG и фантастических мирах

ВСЕ СВЕЖИЕ МАТЕРИАЛЫ

Microsoft загодя организовала открытое бета-тестирование мультиплеерных режимов Halo Infinite. Играть… Читать »»

Заурядный отряд: Wartales совсем скоро дебютирует в Early Access

Изометрическая RPG с открытым миром и пошаговыми боями Wartales появится… Читать »»

DLC Unity of Command 2: Stalingrad станет доступно сегодня

Сегодня на PC и Mac высадится очередное крупное дополнение к… Читать »»

Мыслить шире: релизный ролик Sherlock Holmes: Chapter One

Sherlock Holmes: Chapter One обзавелась премьерным трейлером. Она станет доступна… Читать »»

Проблемы со светом: анонс The Spirit and the Mouse

Alblune и Armor Games представили «платформенную адвенчуру» The Spirit and… Читать »»

Wales Interactive представила «кооперативный» шутер от первого лица Sker Ritual.… Читать »»

Война машин: Synthetik 2 дебютировала в раннем доступе

Flow Fire Games выпустила в Steam Early Access изометрический шутер… Читать »»

Ваши дни сочтены: премьерный ролик Shin Megami Tensei 5

Сегодня на Switch стала доступна Shin Megami Tensei 5. Последняя… Читать »»

Видео: Уип в KoF 15

SNK добавила Уип в список бойцов The King of Fighters… Читать »»

Календарь RP: игры ноября

Ноябрьский марш Call of Duty и Battlefield разбавят Forza Horizon… Читать »»

Контакты

Что еще за «Буйные пиксели»?

Riot Pixels — новый проект от авторов Absolute Games, одного из крупнейших игровых порталов России. И не просто новый, а куда более амбициозный. Мы создаем лучший в мире, мультиязычный, пополняемый редакцией и пользователями игровой контентно-сервисный сайт.

Et cetera

С посохом и книгой: анонс шутера Graven

Slipgate Ironworks (Bombshell) представила шутер от первого лица Graven. Соиздателями выступят 3D Realms и 1C Entertainment. Graven забросит вас в.

Насколько мы поняли, вы используете блокировщик рекламы в вашем браузере. Скорее всего, это AdBlock или AdBlock Plus.

Учитывая, сколько агрессивной рекламы можно встретить на различных сайтах, это, возможно, и оправданно.

Однако Riot Pixels — пока ещё небольшой сайт, мы существуем в основном на деньги, получаемые от различных рекламодателей. Пользователей же с установленным AB/ABP на Riot Pixels сейчас — более 30%. Это очень много.

У блокировщиков рекламы есть еще одно плохое свойство — у вас может «поехать» дизайн или перестанут показываться скриншоты.

Мы не хотим предпринимать активных действий в отношении блокировщиков рекламы (например, закрывать контент) — это не по-человечески. Однако и безучастно смотреть никак не можем. Поэтому у нас к вам большая просьба — пожалуйста, внесите Riot Pixels в «белый список» вашего блокировщика. Это поможет нам и дальше жить и развиваться, а вам ничего не будет стоить.

Читайте также: