Usb как в иране и афганистане
Обновлено: 03.07.2024
«Талибан», в воскресенье вошедший в Кабул и заявивший о создании «Исламского эмирата Афганистан», имеет с Ираном сложные отношения — что называется, от ненависти до любви.
«Источник в службах безопасности сообщил нам, что, по данным расследования, член «Талибана» проник в Иран по ошибке и что сегодня пограничники, сообщая ему о пограничных законах, вернули его обратно в Афганистан», — сообщает Tasnim News Agency.
Почему? Попробуем разобраться.
Ну, начнём с того, что у Афганистана и Ирана общий язык — дари (фарси-кабули, афганский вариант фарси) — и 921 км общей границы.
А также двусторонние отношения, установленные в 1935 году — в то время, когда в обеих странах был монархический режим (в Афганистане — Закир-Шах, в Иране — шах Пехлеви).
И всё, в общем, было неплохо до 1978 года, когда в Афганистане случилась Апрельская (коммунистическая) революция, а в Иране, соответственно, Исламская в 1979-м.
Коммунисты и шиитские муллы как-то не нашли общего языка, и поэтому даже после вывода советского контингента, в период с 1996 по 2001 год, Иран поддерживал «Северный альянс» и даже участвовал в совместной операции Международных сил содействия безопасности (ISAF) против «Талибана» (1996 год считается, в общем-то, годом появления на свет «Талибана» в недрах межведомственной разведки Пакистана ISI).
«Талибан» нападал на хазарейских шиитов в Афганистане, что вызывало соответствующую жёсткую реакцию Тегерана, а в 1998 году в иранском консульстве в Мазари-Шарифе были расстреляны все находившиеся там во время захвата города талибами девять иранцев — восемь дипломатов и один журналист.
Впрочем, по другой версии, те восемь дипломатов в консульстве в Мазари-Шарифе были не кем иным, как оперативниками «Аль-Кудс» (Qods Forces), о чём прекрасно знала пакистанская разведка.
И якобы такое дерзкое нападение на консульство, защищённое дипломатической неприкосновенностью и международными конвенциями, не осталось без ответа Тегерана.
Вашингтонский институт сообщает, что в ответ на убийство иранских дипломатов (разведчиков) верховный лидер Хаменеи дал Касему Сулеймани, возглавившему «Аль-Кудс» в том же году, 48 часов для организации ответа и военного вторжения.
В 2001 году спецподразделение «Аль-Кудс» фактически помогало американцам во время вторжения в Афганистан, пока вдруг как гром среди ясного неба 43-й президент США Джордж Буш — младший 29 января 2002 года в своём ежегодном обращении к конгрессу не причислил Иран, помогавший американцам в Афганистане и Ираке, к мировой «оси зла».
Последствия для всех настроек международной политики США в регионе оказались поистине катастрофичными. The Middle East Journal посвятил, например, этому целую статью «Что метафора «ось зла» сделала с Ираном» (2007).
Красноречиво эпизоды отношений Ирана, США и «Талибана» ДО исторического выступления Буша-младшего и ПОСЛЕ описаны в замечательном эссе Декстера Филкинса The Shadow Commander в The New Yorker (23.09.2013):
«В хаотические дни после 11 сентября Райан Крокер, тогдашний высокопоставленный сотрудник Госдепартамента, незаметно прилетел в Женеву, чтобы встретиться с группой иранских дипломатов… Ещё до начала бомбардировок Крокер почувствовал, что иранцы теряют терпение в отношении администрации Буша, считая, что тем до нападения на талибов требуется слишком много времени. На встрече в начале октября 2001 года ведущий иранский переговорщик встал и бросил стопку бумаг на стол. «Если вы, ребята, не перестанете строить воздушные замки и не начнёте стрелять, это никогда не произойдёт. Когда вы будете готовы стрелять, вы знаете, где меня найти». И он вышел из комнаты. «Это был великий момент», — сказал Крокер. Сотрудничество между двумя странами продолжалось на первом этапе войны. В какой-то момент ведущий переговорщик вручил Крокеру карту с подробным описанием мест дислокации сил «Талибана». «Вот наш совет: сначала бей их здесь, потом здесь. И вот логика». Ошеломлённый Крокер спросил: «Могу ли я сделать пометки?» Иранец ответил: «Вы можете оставить карту себе».
В статье описано, как по запросу США из Мешхеда доставили посредника «Аль-Каиды»** и как Сулеймани был доволен налаживающимся сотрудничеством. Пока не случилась та самая ночь, изменившая всё.
«Крокера, бывшего к тому времени заместителем главы американского посольства в Кабуле, ночью разбудил помощник и сообщил, что только что в Вашингтоне президент Буш назвал Иран «осью зла». Как и многие высокопоставленные американские дипломаты, Крокер был застигнут врасплох. Сулеймани был в ярости, заявив, что, «может быть, пора переосмыслить наши отношения с американцами»… Вспомнив то время, Крокер покачал головой. «Мы были так близко. Одно слово в одной речи изменило историю».
За одну ночь администрация Буша-младшего поставила на одну доску Иран, который сотрудничал с американцами, и сам «Талибан».
(Впрочем, на этот счёт есть и иное мнение. Томас Джоселин из «Национального фонда в поддержку демократии»*** (США) считает, что делегация «Талибана» во главе с Хайруллой Хайрхвой подписала союз с КСИР в 2001-м, за несколько месяцев до вторжения США и до самого страшного теракта в истории — «11.09», и именно поэтому, глядя на судьбу, постигшую Афганистан, иранцы стали помогать американцам).
Иран принял новые вводные данные о себе и стал теперь выстраивать отношения с «Талибаном», взяв на вооружение пакистанскую модель.
Это подчинялось формальной логике: «Талибан» так же, как и Иран, занимает враждебную позицию по отношению к США.
Под афганский проект в КСИР был создан корпус «Ансар», базирующийся в Мешхеде. Иран прекрасно знал, что Пакистану помогают финансировать талибов Саудовская Аравия и ОАЭ, — сам Пакистан не так богат, чтобы тянуть содержание такого движения.
Поэтому Иран включился в процесс, и какое-то время Пакистан позволял Ирану помогать талибам деньгами и оружием — до тех пор, пока тот не начал формировать пул командиров и их повестку.
В 2003 году США осуществили вторжение в Ирак — теперь американцы и их союзники по коалиции блокировали Иран не только с востока (Афганистан), но и с запада (Ирак).
В 2005-м, когда президентом Ирана стал Махмуд Ахмадинежад («президент КСИР»), стратегия «делать американцам проблемы» в этих двух странах стала №1.
«Враг моего врага — мой друг» — видимо, под этим девизом в 2014 году в Мешхеде КСИР открыл для талибов командный центр, где они проходили обучение и получали финансирование.
Впоследствии этот офис был преобразован в настоящую шуру (военный руководящий совет) талибов. В противовес пакистанской Кветта-шуре появилась иранская Мешхед-шура.
Командиры среднего звена в Афганистане получали от Ирана, по данным WSJ, и винтовки, и боеприпасы, и зарплату в $580 в месяц.
Кроме командующего «Аль-Кудс» Касема Сулеймани, ведущие роли в «перевоспитании» и взращивании лояльных Ирану талибов играли нынешний глава «Аль-Кудс» Исмаил Каани, а также в последние годы глава разведки КСИР Хусейн Тайеб.
Каани курировал в «Кудс» Афганистан и Пакистан.
Иран серьёзно работал с талибами и в итоге смог добиться лояльности двух авторитетных лидеров «Талибана» — Хайбатуллы Ахундзады и Ахтара Мансура, которые стали часто бывать в Иране и принимать от режима мулл всяческую помощь — от денег и вооружения до инструктажей.
Но Пакистан (за которым традиционно стоит Британия) не желал терять «монополию на талибов». Движение «Талибан» было выпестовано как инструмент влияния Пакистана на Афганистан с целью включения его в пакистанскую орбиту влияния и создания угроз безопасности соседним государствам, в том числе Ирану.
В мае 2016 года, когда Ахтар Мансур возвращался из Ирана, он был убит ударом беспилотника в пакистанском Ахмад Вале.
В статье The New York Times от 09.08.2017 есть феноменальные подробности этого убийства, проливающие свет на то, каким образом Пакистан и Иран стали делить «Талибан» между собой и что из этого вышло.
Корреспонденты NYT строят своё расследование вместе с советником президента и замом губернатора Кандагара, а также генералом Абдулом Разиком, начальником полиции провинции Кандагар.
Итак, мулла Мансур всегда путешествовал в Иран по пакистанскому поддельному паспорту с вымышленным именем (при полной осведомлённости со стороны пакистанской разведки ISI).
Говоря по-простому, последнее время Мансур стал бунтовать против пакистанского прессинга и пытался найти поддержку у Ирана и России, чтобы маневрировать и вести переговоры на своих условиях. Он якобы сопротивлялся приказам пакистанской разведки уничтожать афганскую инфраструктуру (школы, мосты и дороги), что увеличивало стоимость войны для афганского правительства. Выступал против Хаккани, протеже пакистанцев, и развивал региональную сеть своих лидеров, чтобы вывести их из-под влияния Пакистана.
В свою последнюю поездку в Мешхед Мансур встречался не только с иранцами, но якобы и с представителем России.
Когда он достиг пакистанской границы, возвращаясь из Ирана, его задержали и отпустили через несколько часов. Выйдя после допроса, он взял такси в Кветту и в машине стал звонить семье, отдавая последние приказания и прощаясь — он почувствовал, что жить ему оставалось недолго. Через шесть часов, всего в 20 милях от афганской границы, ракеты Hellfire, выпущенные беспилотником, врезались в его машину, которая сгорела дотла (похожим образом был ликвидирован глава «Аль-Кудс» Касем Сулеймани в Багдаде).
Мансур стал первым лидером талибов, убитым на территории Пакистана, служившей для талибов убежищем в течение последних 16 лет. Президент США Барак Обама заявил тогда, что мулла Ахтар Мансур был убит беспилотником США.
Как бы там ни было, вмешательство Ирана и России в пакистанскую монополию всё равно произошло, и случилось это не вчера.
В марте 2011 года британский спецназ обнаружил в Афганистане поставленные талибам 122-мм ракеты — прямиком из Ирана.
В отчёте Пентагона за 2014 год говорилось, что Иран помогает талибам как минимум с 2007 года (как раз время правления Ахмадинежада). Также от Ирана талибы получили 120-мм миномёты, противотанковые ракеты, 1 тыс. мотоциклов, высокоточные винтовки Драгунова.
Финансирование талибов доходило до $190 млн в год и позволило «Талибану» организовать две тренировочные базы в Захедане и Систане.
Новость, озвученная в начале колонки, о якобы вооружённой стычке на ирано-афганской границе, которую радостно разнесли многие мировые СМИ, кажется слабо реалистичной ещё и ввиду того, что тот самый ксировский корпус «Ансар» работает в западной афганской приграничной провинции Герат как минимум два десятилетия и имеет там тысячную базу агентов.
Уж о чём о чём, но о своей безопасности Иран точно позаботился.
Если судить по скорости падения провинций Афганистана и взглянуть на эту карту, нельзя не заметить, что хазарейские — шиитские — районы отошли «Талибану» без боя. А хазарейские районы — это прямая иранская зона внутриафганского влияния.
Переход хазарейцев под знамёна «Талибана» прошёл бескровно на фоне официального приветствия уходящего главы МИД Джавада Зарифа о «мирной передаче власти в Афганистане». Это означает только то, что Иран — внутри афганской игры и является одним из участников её будущего раздела сфер влияния.
По данным Reuters, Иран контролирует почти треть всех медиа в Афганистане. А иранская бизнес-газета Financial Tribune сообщает, что с 2017 года Иран обогнал Пакистан в качестве крупнейшего торгового партнёра Афганистана.
Газета Kayhan, главный редактор которой назначается верховным лидером Хаменеи, написала 25 июня 2021 года, что «нынешний «Талибан» отличается от того «Талибана», который мы знали раньше и который обезглавливал людей» (интересно, на чём основаны такие выводы? — Ю. Ю.) и «талибы даже заявили, что не причинят вред шиитам страны».
Как пишут в комментариях под постами моего любимого российского журналиста, «заяви и ты».
А 6 июля 2021 года газета Javan (аффилированная с КСИР) дала на полосу портреты «обновлённых» талибов с заголовком: «Мы реформированы». Самое прекрасное, что текст под фото гласил: «Группировка реформирована, её лидеры стали более зрелыми, не стремятся к военной оккупации Кабула, не будут больше причинять вред дипломатам и иностранным гражданам».
Похоже, КСИР верит в своих воспитанников и святую педагогику Мешхеда, подкреплённую долларом (почему-то не иранским риалом), российскими прицелами, винтовкой Драгунова и здравым смыслом.
В статье от 30 июля 2021 года, изданной Middle East Institute, старейшим вашингтонским институтом, занимающимся научными изысканиями по Ближнему Востоку, автор Мари Абди задаётся вопросом, каким будет влияние Ирана на «Талибан», когда американцы уйдут.
«Может ли продолжиться медовый месяц КСИР и «Талибана»?» — гласит заголовок.
Этого пока не знает никто. Но в те самые часы и минуты 15 августа, когда талибы занимали Кабул, в Исламабаде, столице Пакистана, сел борт с высокопоставленной афганской делегацией, в которую входил в том числе спикер парламента. Встречал их спецпредставитель Пакистана по Афганистану Мохаммад Садык.
Хотя прессе не было сказано ровно ничего о целях экстренного визита высоких афганских гостей, один из исламабадских чиновников поведал пакистанскому изданию The Express Tribune, что вскоре Пакистан планирует конференцию по ситуации в Афганистане, на которую — внимание! — будут приглашены главы МИД России, Китая, Ирана и другие заинтересованные стороны, в том числе Турция.
В общем, Кветта-шура (Quetta Shura) победила Мешхед-шуру (Mashhad Shura).
Но с последней в афганском вопросе вынуждены теперь считаться.
* «Талибан» — организация признана террористической по решению Верховного суда РФ от 14.02.2003.
** «Аль-Каида» — организация признана террористической по решению Верховного суда РФ от 14.02.2003.
*** «Национальный фонд в поддержку демократии» (The National Endowment for Democracy) — организация, деятельность которой признана нежелательной на территории РФ по решению Генеральной прокуратуры от 28.07.2015.
Боевики движения "Талибан" продолжают вводить новые запреты и жесткие наказания для жителей Афганистана. Все это происходит несмотря на то, что ранее исламисты обещали соблюдать права человека. Теперь женщины не могут выйти из дома без сопровождения и специальной одежды, преступникам за воровство отсекают руки, а парикмахерам запрещено следовать "американской моде".
Подробнее о ситуации в стране прямо сейчас рассказывает OBOZREVATEL.
Женщинам "временно" запретили учиться и работать
В Афганистане женщинам запретили учиться или работать в Кабульском университете, но это якобы не навсегда – "до тех пор, пока не будет создана исламская среда".
"Пока настоящая исламская среда не будет обеспечена для всех, женщинам не будет разрешено поступать в университеты или работать. Ислам прежде всего", – сказал новый ректор вуза Ашраф Гайрат.
Сейчас из-за нехватки преподавателей-женщин ректор, которого назначил "Талибан", работает над планом, чтобы преподаватели-мужчины могли обучать студенток через занавесы в аудиториях. Таким образом для студенток создадут "исламскую среду для получения образования".
Аналогичный запрет ввели и для школьниц. В учебных заведениях также не могут больше работать женщины-учителя.
Кроме того, и.о. мэра Кабула Хамдулла Номани запретил женщинам выходить на работу, "пока ситуация не нормализуется". Из-за этого источник дохода потеряют все женщины, за исключением тех, чьи обязанности не могут выполнять мужчины – к примеру, убирать женские туалеты.
"Женщина не может быть министром – это как если бы ей на шею надели что-то, что она не может нести. Женщинам не обязательно находиться в правительстве, они должны рожать детей", – считает пресс-секретарь талибов Сайед Зекрулла Хашими.
"Талибан" восстанавливает публичные казниНа центральной площади города Герат исламистские боевики повесили тела четырех мужчин, причастных к похищению местного жителя и его сына.
В соцсетях афганцы распространяли видео (внимание, эти кадры могут вас шокировать!) с телами людей в кузове авто, одно из которых висело на лебедке. На его груди якобы была надпись: "Так будут наказывать похитителей".
"Цель этой акции – предупредить всех преступников, чтобы никто больше не решился на такое преступление", – заявил на площади командир талибов, который отказался назвать свое имя.
Руководство группировки решило вернуть публичные казни и ампутации конечностей, которые раньше проводили на спортивном стадионе Кабула. "Отрубание рук совершенно необходимо для безопасности", – заявил мулла Норуддин Тураби.
Когда талибы находились у власти в Афганистане в прошлый раз – в 1996-2001 годах – они практиковали телесные наказания и публичные казни на стадионах. К примеру, обвиненным в воровстве отрубали руку или ногу, а убийцам стреляли в голову родственники их жертв.
Отвечая на вопрос журналистов, Тураби отбросил возмущения против таких наказаний, сказав, что благодаря этому "у них была полная безопасность во всех частях страны".
"Все критиковали нас за наказание на стадионе, но мы ничего не говорили об их законах и наказаниях. Никто не будет указывать нам, какими должны быть наши законы. Мы будем следовать исламу и устанавливать свои законы на основе Корана", – добавил высокопоставленный талиб.
Боевикам запретили носить стильную одежду и делать селфиТотальные запреты касаются не только обычных граждан, но и самих боевиков "Талибана". Руководство группировки запретило своим бойцам носить западную одежду (в частности, белые кроссовки), ездить на слишком большой скорости и делать селфи, особенно во время встречи с высшим командованием.
Все это, по мнению министра обороны Мавлави Якуба, является "поведением военачальников и бандитов марионеточного режима" и если боевики будут им подражать, то "Талибан" "лишится исламской системы".
Талибы запретили мужским барбершопам стричь или брить клиентам бороды. Новое правило власти обосновали требованиями норм ислама.
По словам владельцев и сотрудников парикмахерских, запрет означает фактическое уничтожение их бизнеса. "Это была моя работа в течение 15 лет, не думаю, что смогу продолжить ею заниматься", – заявил один из барберов, пожелавший остаться неназванным по соображениям безопасности.
Барбершопы, пишет BBC, после отстранения талибов от власти в 2001 году пользовались неизменной популярностью, в первую очередь – среди молодежи.
Талибы закрыли министерство по делам женщин
Теперь вместо него будет ведомство морали. В предыдущее правление боевиков это министерство следило за соблюдением строгой системы шариата по средневековому образцу, предусматривающей, в частности, значительные нарушения прав женщин.
Тогда образовали так называемую полицию нравов, которая патрулировала улицы и проверяла, как афганцы соблюдают шариат. Запрещались различные развлечения, например музыка, танцы или игры в шахматы. Мужчин заставляли отращивать бороду, стрижки в западном стиле осуждались. Тех, кто нарушал правила, могли бить, отрезать части тела или даже публично казнить.
Захват власти в Афганистане движением «Талибан» (террористическая организация запрещена в России) вселил страх не только в их идейных противников, но и в простых граждан. В Афганистане у талибов практически не осталось врагов, но новые власти так и не решили, чем занять оставшихся без дела боевиков. Задача эта непростая, потому что за годы вооруженного противостояния единственное, чему научились эти люди, — воевать. Сегодня в Кабуле на каждый район приходится сразу несколько полевых командиров, и каждый из них считает, что именно он главный. При такой концентрации скучающих вооруженных людей контролировать ситуацию становится все сложнее. Тем более, что афганцы еще хорошо помнят, каково жилось при талибах в конце 1990-х. Корреспондент «Ленты.ру» Александра Ковальская проехала от афгано-узбекской границы до Кабула, чтобы выяснить, как живет Афганистан после победы талибов, как простые афганцы приспосабливаются к новой жизни и правда ли, что талибы любят Россию.
На мосту Дружбы расстелены коврики для намаза. Тридцать два года назад через реку Амударью покидали Афганистан советские войска, а сегодня заместитель губернатора провинции Балх молится здесь вместе со своими гостями. Пограничный переход не откроется, пока они не закончат. Перед контрольно-пропускным пунктом (КПП) стоит в ожидании вереница машин, а за решеткой, где начинается территория Афганистана, пьют чай и над чем-то смеются боевики «Талибана». Некоторые напоминают пакистанцев — одежда у них другого покроя, волосы и бороды гораздо длиннее, а паколь — головной убор, известный еще как душманка, — отличается от головных уборов афганских «коллег».
На узбекской стороне Амударьи пограничники предупреждали, что талибы пропускают далеко не всех, да и то только после долгой проверки. Однако досмотр занимает от силы 15 минут. Боевики, видимо, еще не освоившиеся с новой ролью, заглядывают в багажник, просвечивают чемодан и после нескольких вопросов о цели визита и роде занятий ставят штамп о пересечении границы.
Вопреки стереотипам, мне, единственной женщине и единственной иностранке на переходе Термез — Хайратон, улыбаются и даже помогают поднять багаж на ленту рентгена. Новые хозяева Афганистана непреклонны только в одном — никаких фотографий на пограничном переходе
Седобородый талиб, сидящий у выезда в обнимку с автоматом, машет рукой на прощанье, и наша машина выезжает в государство, которому всего полтора месяца от роду, — Исламский Эмират Афганистан.
Дорога до Мазари-Шарифа, административного центра провинции Балх, напоминает кадры из фантастического фильма: до самого горизонта тянется выжженная солнцем пыльная земля, где изредка попадаются пустые дома и заброшенные военные базы. Машин и людей в этом мире почти нет, только в получасе от города встречаются одинокие фигуры — мужчины, собирающие металлолом, и дети, просящие милостыню.
«А ведь сегодня суббота, это как у вас понедельник», — говорит мой водитель. На вопрос о том, куда все делись, пожимает плечами: «Сбежали. Когда талибы взяли Кабул, люди кинулись к границе и в аэропорт. Много людей, десятки тысяч. Не удивляйтесь, что сейчас так пусто — кто не сбежал, тот прячется, особенно если служил в армии или полиции. Говорят, что талибы за это будут казнить».
Мазари-Шариф — город небольшой. В центре знаменитая Голубая мечеть, где, по легенде, похоронен шиитский святой имам Али и где живут сотни белых голубей. Вокруг базар, жилые кварталы и несколько дипломатических представительств, которые сейчас закрыты.
В отделении офиса информации и культуры опять приходится подождать. Причина та же: начальник, который выдает иностранной прессе разрешение на работу, читает намаз. В его пустом кабинете красуется белый флаг «Талибана», а остальная обстановка — стол, книжные шкафы и кожаные диваны — явно перешла по наследству от бывших хозяев.
Первым делом нам предлагают чай, это непреложный закон афганского гостеприимства. Получение нужной бумаги, как и досмотр на границе, занимает не больше 15 минут, а вместе с разрешением мне выдают двух охранников, которые будут сопровождать меня в прогулках по городу. Их присутствие объясняют так: безопасность гостей превыше всего.
Материалы по теме
«Все помнят, что они творили в 1990-х»
Талибы получили полную власть в Афганистане. Чем это угрожает всей Средней Азии?
«Талибы победили — мы обязаны это признать»
«Мы продолжим двигаться вперед»
Талибы подчинили себе Афганистан. Когда они начнут наступление в Среднюю Азию?Один из сотрудников службы информации на хорошем английском предлагает помочь мне с фото. Я пытаюсь пошутить о том, что в Москве никто не поверит в такое дружелюбие «Талибана».
— Я не талиб, — отвечает мой собеседник. — Я работал здесь при Ашрафе Гани (действующий президент Афганистана, покинувший страну после переворота, — прим. «Ленты.ру»), а теперь продолжаю уже при новом правительстве. Для меня ничего не изменилось.
— И вы не боитесь?
Он с улыбкой пожимает плечами.
— Нет. Теперь мои начальники не хуже, чем были раньше.
Во дворе мечети, по мрамору, отполированному за века до зеркального блеска, прогуливаются десятки боевиков. Есть те, кому на вид 15-16 лет. Мне тут же поясняют, что эти подростки никогда не принимали участия в войне, а здесь просто присматривают за оружием своих старших братьев, пока те молятся. Приходится верить на слово. Многие позируют для фото, держа палец на курке автомата, и в шутку наводят оружие друг на друга. Начиная с 15 августа в Афганистане произошло немало несчастных случаев из-за неосторожного обращения с оружием, но никакой статистикой, конечно, никто не занимался.
За те полчаса, что я провела за осмотром мечети, ко мне подошли познакомиться все местные руководители, включая начальника службы безопасности. Экскурсия заканчивается неизбежным чаепитием и импровизированным интервью: меня просят задавать вопросы, таким случаем нельзя не воспользоваться. Отвечают в основном талибы постарше и повыше рангом. Меня предупреждали, что с рядовыми беседовать не стоит, потому что они «недостаточно информированы». Разговор получается вежливым и уклончивым.
— Разве вам не запрещено разговаривать с женщиной, которая к тому же не закрывает лицо?
— Вы гость, разве можно обидеть гостя? — отвечают мне вопросом на вопрос. — Закрывать лицо или нет — личный выбор. Мы не можем на этом настаивать.
— Но пару недель назад западные журналистки рассказывали следующее: командиры «Талибана» отказываются с ними говорить, потому что они не носят хиджаб…
— Разве должностное лицо в любой другой стране не может отказаться с кем-то говорить? Таких людей везде хватает. Кто сказал, что мы ограничиваем права женщин? Они могут вернуться на работу, когда захотят. Могут вернуться в школы, когда обстановка нормализуется. Даже в местном аэропорту работают женщины, можете сами посмотреть.
Если хотя бы половина того, о чем мне говорили, правда, то ситуация в Афганистане переменилась к лучшему. Но верят в это не все: гостиницы в Мазари-Шарифе переполнены теми, кто надеется покинуть страну, как только возобновятся пассажирские рейсы
Пару месяцев назад и речи не могло быть о том, чтобы проехать от северной границы до Кабула — вдоль дороги шли бои локального значения между талибами и правительственными войсками. Однако теперь дорога практически безопасна, а на обочине идет мирная жизнь.
Мы выезжаем из Мазари-Шарифа в пять утра и добираемся до Кабула в пять вечера. Главной трудностью за все это время становятся ремонтные работы и пробки на перевале Саланг. Сам факт того, что теперь на Саланге что-то чинят, кажется довольно обнадеживающим, а рабочие в ярких жилетах и экскаваторы — это не то, что обычно можно увидеть в афганских сводках.
На въезде и выезде из городов и на перекрестках стоят блокпосты «Талибана» — десяток боевиков и белое знамя. Машины замедляют ход, и молодые люди с длинными бородами и автоматами Калашникова наперевес спрашивают у водителей, откуда и куда они направляются. На этом проверка обычно заканчивается, а если в автомобиле есть женщина, то его пропускают без вопросов. То же повторялось и позже, уже в Кабуле: меня просили пересесть на переднее сиденье, чтобы как можно скорее проехать чекпойнт. «Ты — наш паспорт», — шутили мои афганские помощники.
У постов припаркованы мотоциклы и джипы, которые пару месяцев назад принадлежали Национальной армии Афганистана. Теперь они перекрашены из защитного цвета в белый, а на боку вместо афганского триколора появилась эмблема эмирата
Один из таких внедорожников, украшенный искусственными цветами, обгоняет нас в районе Чарикара. Из установленных на крыше колонок звучат суры на арабском. В провинции Баглан пейзаж становится почти идиллическим — на полях собирают урожай и сгребают в стога сено. Однако меня предупреждают, что приближаться к местным жителям и фотографировать их не стоит.
— Почему?
— У дороги могут быть мины. А еще у многих в этих местах погибли родственники от рук американцев. Сложно сказать, как люди отреагируют на появление человека с Запада.
Эти предупреждения, как и двухметровая воронка на дороге, где на мине подорвался армейский джип, разрушенный полицейский участок, сгоревшие полицейские машины, сложенные друг на друга, напоминают о войне. И все же за двенадцать часов пути трудно поверить, что Афганистан воевал всего полтора месяца назад. Впрочем, эта страна всегда умела возрождаться из пепла.
На закате мы въезжаем в Кабул. Казалось, что после паники, охватившей город с приходом талибов, после бегства президента и того ада, что развернулся в кабульском аэропорту, после месяца неуверенности и страха Кабул должен был измениться до неузнаваемости, но нет.
Афганская столица осталась такой же, какой я видела ее полгода назад: та же суета, те же дорожные пробки, те же воздушные змеи в небе. Талибы, одетые в армейскую форму, зачастую неотличимы от правительственных солдат, стоявших здесь до них
Впрочем, возможно, что в нынешней армии и полиции немало тех, кто был там при Ашрафе Гани, — «Талибан» пригласил их вернуться на службу.
На пограничном КПП Шерхан-Бандар бородатый талиб в очках, в сандалиях на босу ногу (американская винтовка М-16 стоит в углу) вертит в руках мой паспорт. «У тебя нет визы Афганистана». «Да вот же она!» «Что, правда? Извини, я плохо читать умею». «Да Господи, как же ты на посту-то работаешь?» — мысленно удивляюсь я. Боевики просят открыть чемодан и с детским любопытством роются в моих вещах. Книга Марка Твена «Янки при дворе короля Артура» их поражает. «О чём она?» «Просто юмор, как человек оказался в другом времени». «Там нет ничего против ислама?» «Нет, будьте уверены».
Никакого ПЦР-теста или сертификата о вакцинации для въезда не требуется — в Афганистане в принципе не знают, что это такое. Командир КПП звонит в город, и мне дают сопровождающего до Кундуза — следуем в пресс-отдел движения «Талибан» (Организация запрещена в РФ). Мы едем по шоссе мимо заброшенных военных баз. «Там солдаты были, которые за американцев, — говорит талиб. — Из этой сбежали, ту мы сожгли, а здесь сопротивлялись». «И что вы с ними сделали?» Талиб с улыбкой показывает: сжимает кулак и проводит под ним другой рукой — ну то есть, перерезали горло. Дальше уже спрашивать не хочется.
«Прости, она ненормальная»
В Кундузе повсюду разъезжают джипы с пулемётами под белым флагом «Талибана». Меня встречает говорящий на английском молодой талиб Абдулла и везёт в чайхану обедать. Вся чайхана не сводит глаз с чужака, будто привели слона из цирка: некоторые люди просят разрешения со мной сфотографироваться. Заплатить за еду не дают.
«Ты наш гость, — возражает талиб. — Мой отец воевал с русскими, был ранен. Он говорил — шурави храбрые солдаты, а не эти американские собаки. Я уважаю русских, и мы тут не захватчики, а народная армия. Вот спроси людей, нравится им власть „Талибана“?» В присутствии талиба все хором заверяют меня, что «Талибан» им очень-очень нравится.
Мы отправляемся на автовокзал Кундуза, и там мне находят машину до Кабула. Место рядом с водителем стоит 1500 афгани (1160 рублей), со мной поедут ещё три человека. Моё лицо порыжело от афганской пыли, захожу в общественный туалет умыться. На выходе стоят старики, продают туалетную бумагу вытереть руки, клочок — 1 афгани. Водитель уходит взять воды. Вдруг рядом со мной звучно бухается камень. Я в удивлении поворачиваюсь и вижу, как талибы перегораживают дорогу женщине в голубой парандже: в руках у дамы ещё один булыжник, она громко, визгливо что-то кричит в мою сторону. Боевики оттесняют её к магазину. «Прости, она ненормальная, — объясняет Абдулла. — У неё американцы двух сыновей-подростков застрелили: их маршрутка слишком быстро ехала, открыли огонь и всех убили. Ты просто выглядишь, как американец». «Я не из США». «Ей теперь всё равно». Женщина сидит в пыли и воет.
«Американский пёс»
Я спрашиваю: можно купить афганскую сим-карту к телефону? Меня отвозят в офис, симка на 20 гигабайт стоит 1100 афгани — 850 рублей. Связь ниже среднего, но терпимо — это же Афганистан. Талиб Абдулла переписывает номера машины, вбивает в память смартфона сотовый у водителя, фотографирует автомобиль. Он сообщает: «Ночью старайся далеко от машины не отходить, тебя сразу зарежут — тут в горах ещё шалят бандиты, сражающиеся против законной власти». О том, что законная власть ещё 2,5 месяца назад сама считалась спустившимися с гор бандитами, Абдулла глубокомысленно умалчивает.
Водитель Мохаммед трясётся, находящийся рядом англоязычный афганец переводит: «С вами что-то случится — со всей моей семьёй будут проблемы. Ведите себя осторожно, пожалейте меня». Движемся по вконец раздолбанной дороге под громкую музыку с грохотом и завываниями. «Нравится?» — интересуется Мохаммед. «Да, вообще фантастика», — отвечаю я, мучительно страдая, что не взял наушники из багажа. То и дело объезжаем воронки от бомб и снарядов — ещё в августе здесь велись бои. Попутчики (один немного знает английский, другой арабский, третий русский язык) обсуждают политику. Они говорят, что бывший президент Ашраф Гани — «американский пёс», Хамид Карзай — «прозападная сволочь», а вот просоветский президент Наджибулла молодец, и шурави отличные ребята.
Мы проезжаем туннель на горном перевале Саланг, попутчики машут руками: «Э, посмотри, как красиво! Это шурави сделали! А что Америка нам построила? Только могилы!» Пыль стоит в воздухе таким столбом, что не видно фар, и один раз мы едва не врезались в грузовик. По пути до Кабула наиболее опасны не повстанцы или боевики враждующего с «Талибаном» движения ИГ*, а разухабистый афганский стиль дорожного вождения. Недаром во всех городах не существует ни одного светофора.
«К русским хорошо относимся»
От Кундуза до Кабула всего 335 километров, но мы тащимся 8 с половиной часов. Пробки дикие, машины не едут, а ползут, где-то скорость не превышает 10 км в час. По обочинам громоздится сгоревшая техника правительственных войск. Быстроту снижают и КПП талибов вдоль всего пути. Где-то лениво говорят «Ассалам алейкум» и тут же пропускают, где-то останавливают машину, обыскивают багаж и пассажиров. Ко мне докапываются практически постоянно. Масса талибов из горных деревень не умеют читать и писать — мой паспорт они держат вверх ногами, не в состоянии прочесть английскую надпись. «Ты из Ирана?» «Из России». «Тут написано — Иран». «Блин, это виза Ирана! А паспорт российский». Один талиб настаивает, что мой багаж нужно обыскать. Пассажиры лезут в бутылку: «Это гость! Ты афганец или кто?» Начальник КПП извиняется: «Он молодой, его дед на джихаде против шурави погиб». Боевик остывает: «Я не хотел обидеть. Мы хорошо к России относимся». Мы уходим к машине, но талиб меня догоняет. «Можно сфотографироваться?» «Да на здоровье». Кстати, у всех боевиков смартфоны, и они очень активно используют мессенджер whatsapp. У самого въезда в Кабул меня задерживают. Талибы долго изучают паспорт, пресс-аккредитацию, и мне приходится звонить в Кундуз Абдулле. Тот «разруливает» ситуацию. Талибы прикладывают руку к сердцу: «Сорри, мистер». Один из них говорит: «Шурави, если проблемы с гостиницей, я приглашаю тебя ночевать в мой дом». «Да нет, спасибо».
«Любим шурави, скучаем»
Мы останавливаемся на поздний ужин. Есть мне не хочется (жутко устал), но попутчики настойчиво приглашают за стол. В полуразвалившемся кафе подают кебаб из бараньей печени и речную рыбу. Цены для меня смешные: порция кебаба с лепешкой, овощами на тарелке и чайником зелёного чая стоит 140 рублей, но для афганцев это дорого — средняя зарплата в маленьких городках 4500 афгани (3500 рублей). Поэтому едят они тщательно, собирая все крошки от хлеба. Талиб Абдулла из Кундуза постоянно звонит водителю, отслеживая моё передвижение. «Брат, не волнуйся, ты доедешь в безопасности. Расскажи русским — мы честно хотим, чтобы в Афганистане кончилась война». Шофёр клянётся Аллахом, что доставит меня в лучшем виде.
Мы въезжаем в Кабул заполночь. На последнем КПП талиб требует глянуть фото на моём телефоне. «На». «О, красивые снимки. Нравится наш исламский эмират Афганистан?» «Да, просто обожаю». «Счастливого пути, шурави». Я захожу в номер гостиницы и засыпаю не раздевшись. Утром выхожу на улицу — нужна местная валюта. Вчера курс был 90 афгани за доллар, а сегодня 93, обменом занимаются уличные дилеры. Валютчик заводит со мной беседу по-русски. «Любим шурави, скучаем. Америка — плохо!» Даже при талибах Кабул не меняется.
Читайте также: